ДОКТОР, ПОВАР И МАНЬЯК ЕХАЛИ НА ЛОДКЕ,
или Восемь дней в амазонской сельве

 

«МК-Бульвар», 19 июля - 25 июля 1999

 

Андрей КУПРИН

Если взглянуть на карту Бразилии, то вся Амазонская низменность может показаться сплошным зеленым массивом, окутанным ореолом таинственности. На самом же деле все обстоит не совсем так. Основное русло, как, впрочем. и большинство крупных притоков, уже несет на себе неизгладимый отпечаток цивилизации, и, для того чтобы почувствовать себя первопроходцами, нужно забираться гораздо дальше. Чем же нас — Александра Розенбаума, Андрея Макаревича и автора этих строк — привлекла Таботинга, маленький городок на северо-западе Бразилии? Ну, во-первых, при всей своей удаленности была возможность достаточно быстро до него добраться регулярным авиарейсом из Манауса. Находится Таботинга на границе трех государств — Бразилии. Колумбии и Перу, а с юга вплотную подступает малоизученная территория, своего рода белое пятно — бассейны рек Итуи, Итакуари и Кишнту. Это район обитания индейских племен пану. находящихся на очень низкой стадии развития и довольно агрессивных. К примеру, у пану существует оружие, представляющее собой тяжелую сучковатую палку, дословный перевод названия которого звучит примерно так — "палка для убивания белого человека". Грубая альтернатива такому благородному оружию. как лук с отравленными стрелами...

 

ТАБОТИНГА

 

"Сабочинка моя, Сабочинка", — очень душевно напевал Макаревич, спускаясь с самолетного трапа на маленький таботингский аэродром. Погода для января стояла великолепная: 33—34 градуса выше нуля и солнце размером в половину голубого неба.

За остаток сегодняшнего дня было необходимо найти лодку, договориться с проводником и вообще решить все организационные вопросы, с тем чтобы назавтра отплыть в никуда... В связи с этим и возникла проблема. Нет, конечно, подходящих лодок в порту было достаточно, как и желающих нас сопровождать. Вся беда состояла в том, что, по их мнению, нам нужно, как и прочим, изредка забредающим сюда туристам, ночуя в отеле, ежедневно совершать небольшие вылазки по окрестностям, и уж, конечно, не соваться в район трехречья. По слухам, на Кишиту месяца два назад одно из племен убило охотника, оказавшегося на их территории...

Применив на практике правило, гласящее, что денежное вознаграждение должно быть прямо пропорционально степени риска его получателя, нам удалось найти не только небольшую быстроходную лодочку, но и проводника-индейца по имени Гату. Мы договорились встретиться завтра в семь утра и, закупив необходимые продукты и бензин для лодочного мотора, часам к десяти отправиться в путь.

..."Суп мясной с макаронами — шесть пакетов, рис — пять килограммов, растительное масло, соль, сахар... Да, нужно зайти на рынок, купить лук, морковь и перец. Перец нужен красный и черный. Кстати, пригодился бы и половник..." Повар, а это был, конечно же, он, занимался тщательной закупкой продуктов согласно предполагаемому меню. "И обязательно нужны сладкие вафли для Доктора. Он их любит... А ты, Маньяк, любишь сладкое? Знаю, знаю, любишь..."

Здесь необходимо отступление. Никаких новых русскоговорящих действующих лиц в нашем повествовании не появилось. Да и откуда бы им взяться. Ну с Поваром ясно, да Андрей Вадимович и не возражал. Розенбаум — врач, а врач — он же Доктор. А вот Маньяка придется расшифровать. Не знаю, кто изначально озвучил версию о попытке (весьма успешной) некоего маньяка-садиста заманить две невинные жертвы на заклание в амазонские чащи, но следствием этих витиеватых умозаключений стало появление скрытого маньяка в приличной компании работников пищевой промышленности и медицины...

 

НУ ЗАЧЕМ ЖЕ ВАМ ДАЛЬШЕ?

 

Лодка двигалась со скоростью 23 км/ч. По крайней мере на этом настаивал разбрасывающий по полудню жирные солнечные зайчики экран GPS. Выключив дотошный прибор, я оглянулся. Все были заняты делом: Повар самозабвенно соединял в единое целое очень неслабую леску с толстым стальным поводком, а Доктор точил нож. Конечно, нож и так был острым до невменяемости, но Доктор как врач, видимо, добивался большего...

Ладно, а что нам скажет карта. Я вытащил из полиэтиленового пакета потертые и онемевшие от влажности серые листы бумаги с надписью "ГЕНШТАБ СССР". Так вот она — Таботинга. От Таботинги мы шли вверх по Санлимойсу (Санлимойс — это название Амазонки до ее слияния с Риу-Негру), потом свернули на Жавори — сжатую меж бразильским и перуанским берегом, затем Итакуари, ну и наконец желтая река Кишиту...

С лодкой нам повезло. Она у нас большая (что-то около шести метров), быстрая (23 км/ч), уютная (не течет), а главное, у нее есть крыша. Пусть маленькая (что-то около полутора метров) и худая, но над головой...

Впереди показался высокий берег, на котором маячила пара хижин не только без окон и дверей, но и без стен. Это был последний, не сказать чтобы крупный, точнее "любой" населенный пункт на реке. Выше по течению "ничего" не было... Именно эту мысль усиленно пытался донести до нашего сознания осторожный Гату. Он так и говорил: "Ну зачем вам дальше, ведь НИЧЕГО нет".

Гату потопал к хижинам на переговоры. Вернулся довольный, хозяева разрешили остаться на ночь. По его мнению, это было очень хорошо. Лично я ничего особо хорошего не видел, разве что наличие открытого пространства. У жилья обычно больше, чем в нетронутой сельве различных кровососущих и просто назойливых насекомых. Высока и вероятность подцепить какое-нибудь экзотическое заболевание. К тому же ночевка в сельве просто интереснее. Но, учитывая предзакатное положение солнца, а также необходимость устроить лагерь и приготовить ужин, решили не испытывать судьбу дальнейшими поисками подходящего места, которого может и не оказаться, а остановиться здесь.

Обе палатки были установлены на некотором удалении от хижин, на относительно ровной площадке, и после короткого ужина с традиционным чаем Доктор, Повар и Маньяк отправились "по домам", подгоняемые непрерывным жужжанием. Андрей Вадимович, незлобно переругиваясь с москитами, забрался в маленькую альпинистскую палаточку и наглухо задраил вход подозрительно крупной для этих тварей сеткой. Капроновый барак, в котором предстояло спать мне и Александру Яковлевичу, был значительно больше и одновременно служил складом для фото-видеоаппаратуры и прочих ценных вещей. Еще некоторое время мы переговаривались, благо "стены" в палатках тонкие и слышимость изумительная, делясь впечатлениями и обсуждая планы на завтрашний день, но вскоре затихли. Засыпая, я подумал: а это же их первая ночь в сельве...

 

ОХОТА НА ИЗВРАЩЕНЦА

 

Снова однотонный гул мотора и река, причудливо уложенная в тугие желтые петли...

Часа через четыре мы пристали к крошечной песчаной отмели осмотреться и размять ноги."Разминали" все по-разному. Андрей Вадимович, мучимый жаждою поскорее вытащить кого-нибудь из воды, весело насаживал наживку. Доктор, погрузившись в прохладные воды реки, бесшумно скользил вдоль берега, словно крокодил в поисках добычи. Я же, в свою очередь, обреченно пытался разогнать нереально огромных мух, облепивших солнечную батарею.

"Смотрите, какой! Весь в слизи, к тому же и безглазый".

Андрей стоял, держа в руке леску с извивающейся на крючке маленькой рыбкой с колбасообразным телом и тупой головой с небольшим круглым ртом.

Я даже про мух забыл...

"Яковлевич, выплывай, пираньи — ерунда, здесь кадиру поймали..."

"Так это и есть кадиру?" — Макаревич инстинктивно вытянул сжимающую леску руку, словно стараясь оказаться подальше от этого существа, и принялся внимательно его рассматривать.

"Скользкий и мерзкий, в руки брать противно. Неизвестно, где он был до этого..."

На моей памяти Повар впервые испытывал подобные чувства к пойманной рыбе. Но понять его можно, ведь речь шла о сомике кадиру. Чем же знаменита эта невзрачная маленькая рыбка, обитающая в мутных амазонских водах?

В отличие от пираньи, кадиру не имеет ни мощных челюстей, ни острых зубов, да и остросюжетных фильмов с его участием я не припоминаю. Но тем не менее индейцы, безбоязненно купающиеся по соседству с зубастой "грозой амазонских рек", стараются не заходить в воду при наличии в ней маленького, беззубого и полуслепого сомика. А все дело в том, что этот сомик имеет довольно скверную привычку проникать в некоторые естественные отверстия человеческого тела, причем настолько искусно, что для извлечения его из организма требуется хирургическое вмешательство... Успокаивает лишь тот факт, что обычные плавки являются для сомика-извращенца непреодолимым препятствием...

 

БОЛЬШАЯ ВОДА

 

Судя по показаниям GPS, мы уже пересекли границы индейской территории. Это, конечно, не означало неизбежной встречи с дикими племенами, но и помощи в случае чего ждать было бы неоткуда. На сотни километров вокруг был лишь таинственный океан сельвы. Связи не было, спутниковый телефон по неведомым причинам молчал, а сигнал SOS в случае необходимости мы смогли бы подать разве что старым индейским способом — стуча палкой по досковидным корням лесных исполинов (слышно на несколько километров).

Палатки стояли на узкой песчаной полоске, образованной крутым изгибом реки. Внезапно Андрей явственно почувствовал, что снаружи происходит нечто странное. Он расстегнул ставшую вдруг удивительно неподатливой молнию "входной двери" и осторожно выглянул. В первое мгновение показалось, что палатка, каким-то невероятным образом соскользнув по наклонному берегу, остановилась у самой кромки воды, и лишь выбравшись наружу, он понял, что произошло...

Лагерь заливало, уровень реки поднялся уже более чем на метр, а вода все продолжала прибывать. Лодки не было видно. Видимо, ее унесло, причем вместе со спящим в ней Гату. Андрей уже собрался бить тревогу, но передумал и стал перетаскивать продукты и снаряжение подальше от воды.

Когда мы проснулись, наша стоянка напоминала эпическое полотно "Макаревич и Розенбаум в ожидании деда Мазая". Впрочем, вскоре "дед Гату" появился и сам, выплыв на лодке из затопленного кустарника. Он рассказал, что спал очень крепко и был крайне удивлен, не найдя утром лагеря...

Измерения уровня показали, что за одну ночь река поднялась на два метра, и это притом что с неба не упало не капли. Выводы были неутешительные. Видимо, в верховьях начались дожди, и мы их не минуем...

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Шел уже пятый день нашего плавания, мы дальше и дальше уходили от привычного нам мира. Все менялось: менялись жалящие нас насекомые, которые здесь слишком разнообразны, менялся лес, временами затопленный и низкорослый, он вытягивался к небу на высоких обрывистых берегах, менялась и река, ее течение становилось все заметнее. Но в первую очередь, наверное, менялись люди. С большим трудом многочисленные почитатели смогли бы узнать в выглядывающем из грязной, усыпанной муравьями палатки человеке — Андрея Макаревича, а в потрепанном боями и джунглями диверсанте-одиночке времен вьетнамской войны — Александра Розенбаума. И вот однажды утром, вместо того чтобы привычно отправиться вверх по течению, мы повернули назад. Потому что пришло время возвращаться...